Алло Брази-ил! Амазония, лето 2003

Все началось, как всегда: набитое "Шереметьево", злобная и мутная таможня, тупой взгляд пограничницы и неизменный вот уже десятилетия вопрос: "Цель поездки?". Долгий и мучительный перелет, пересадка во Франкфурте, медленно опухающие ноги. И все это ради того, что бы увидеть племя индейцев - Туконос, которое прячется где-то в сельве в районе Рио Негру. "Все организовано в лучшем виде. Яхта готова. С нами пойдет индеец - вождь племени", - написал наш будущий проводник - Сильвио в одном из электронных сообщений. Летим в предвкушении приключений, я надеюсь увидеть первобытных людей, которые бегают голыми, как обезьяны, по джунглям и охотятся ночью, разрисовывая тело причудливыми красками, хочу увидеть индианок, у которых, по заверениям пробовавших людей, не растут волосы в самых интимных местах, представляю себе их детей - Амазонских чертенят, выпущенных на волю в неизведанном уголке планеты. В общем, жду чего-то необычного, захватывающего и романтического. Со мной летят еще трое искателей приключений: двоюродный брат Игорь, приятель Григорий и его духовный гуру - йог, качок и энциклопедист (странное сочетание, не правда ли?) - Андрей.

И вот он - Манаус, после долгих часов сиденья и двух пересадок. Выходим из самолета, радостно расталкивая бразильцев, направляемся к выходу: мне не терпится увидеть Сильвио, обсудить с ним план предстоящего похода. Сильвио нигде не видно, хожу кругами, то там, то здесь мне неожиданно и загадочно - вопросительно суют под нос таблички с причудливыми фамилиями и названиями, чуть в стороне бойко суетится гид из «Амазон джангл тауэрс», собирая вокруг себя пестрых стариков, поодаль вижу бар и одинокого грустного бразильца в белой рубашке, темно-синих брюках и вызывающе начищенных ботинках. Он спокойно отхлебывает пиво из огромной кружки - узнаю знакомое лицо, это и есть Сильвио. Подхожу. Он вяло бросает взгляд в мою сторону и, по-моему, с трудом, но все же узнает меня, переворачивает плакат, лежащий у него на коленях, на котором размашисто написана моя фамилия, тупо смотрит на него, затем на меня, будто сличает, подхожу ли я под надпись, затем встает и с грустным вздохом протягивает мне руку. Слава богу, проводника нашли, теперь в отель, а завтра в путь к племени!

Отель "Тропикал" бурлит, на ресепшн огромная, до дверей, очередь, будто дают дефицит в СССР, все кругом орут и суетятся, я оставляю Сильвио с попутчиками в очереди, а сам ныряю в интернет - салон пообщаться с офисом. В Москве все, как всегда: какой-то урод врезался в стелу, молния перебила кабель, покупатели не платят, поставщики не грузят, цены растут, в общем, подытоживает Таня, все хорошо. Лучше бы я стоял в очереди, а этот чертов интернет не работал, вдруг подумал я.

Возвращаюсь к своим, они уже взяли ключи и растерянно смотрят на длинный лабиринт коридоров, пытаясь понять, в какую сторону идти. Я смело направляюсь вперед: отель мне знаком, а поэтому проводник сейчас я.

Бросаем вещи, быстрый душ и вперед - в город. Сначала, предлагаю посмотреть место слияния двух рек: Рио Негру и Рио Солимоес: эти реки сливаются в 10 км от города и, собственно и, образуют Амазонку. Весь интерес в том, что вода Рио Негру - черная теплая и тягучая, на просвет, как жженый сахар или квас, вода же Рио Солимоес - мутная холодная и быстрая, как обычный грязный ручей. Реки встречаются, и километров 20 текут не смешиваясь, образуя уникальное природное явление: сидишь в лодке на самой середине, поочередно окунаешь руку то за левый, то за правый борт, мозг неизменно и беспристрастно подтверждает разность в температуре, слева - серо-мутное, справа - черно-нефтяное, да и скорость течения рек - тоже разная: Солимоес течет быстро, как всякая грязь, Рио Негру - вяло, как мазут. Здорово!

Вволю наигравшись, плывем к берегу. На берегу - огромный рыбный рынок, впечатляющий даже вечером: не много на земле рыбных рынков, которые могут поразить вечером своим товаром, а не вонью протухших утренних остатков! Все рыбины здесь зубастые, клыкастые и причудливо опасные. Продавцы, увидев нас, радостно кричат, суют пальцы в пасть к рыбинам, те, хоть и мертвые, все равно умудряются инстинктивно закрыть пасть в самый неподходящий и момент и очередной продавец-лихач, громко взвизгнув, засовывает кровоточащий палец к себе в рот, кривя лицо. Короче: дураки и звери со всех сторон! Здесь и пираруку - рыбина, вырастающая до 200 кг (от нее с утра остался только хвост, но и он весит 10 кг), и паку - мелкие серебристые рыбешки, похожие на подлещиков с зубами-терками, как у сома, и пираньи - точно лещи с зубами, как у таксы, и тайгер-фиш - полосатые, как зебры, усатые, как сомы, зубастые, как тигры, и много еще чего. Продавцы мямлят названия, их столько, что никакой ум это не выдержит. Хватит! Садимся в машину и едем утолять жажду ледяным пивом, затем посмотрим здание театра, ужин и спать: завтра ведь начало экспедиции, да еще какой: Синкевичу - привет!

У театра нас атакуют транссексуалы, задорно предлагают себя и подруг, выгладят все на редкость красивыми, забываешь даже о театре, все смотришь на их лица, пытаясь выискать мужские черты.

Театр сам по себе забавен. Это типичный пример того, что могут сделать деньги, неожиданно оказавшиеся в цепких руках. Нас, русских, правда, теперь уже этим не удивишь: Родина приучила ко всему. Здание театра - розового цвета, кажется огромным и квадратным. Колонны, мрамор, величественный вход - все, как в Париже. Купол у здания - маленький, сферический и желто-пестрый, с маленькими голубыми вкраплениями - все, как у турецкого минарета: еще бы строили, как в Европе, а купол купили на выставке в Париже, привезли в Манаус и тут только поняли, что предназначался он для турецкой мечети - глубина знаний, накопленных тогдашними олигархами, поражает воображение! Внутри тоже намешано немало: английский чугун, итальянский мрамор, венецианский фарфор, итальянский алебастр, китайский шелк, латвийская сосна. Говорят, раньше была еще ручная роспись по сырой штукатурке, прямо, как фрески Дионисия, и каучуковое покрытие на въезде, чтобы колеса карет не громыхали и не отвлекали от спектаклей. Театр был построен в период каучукового бума, денег не жалели, ведь целей было две: одна - спектакли, пьесы и оперы, другая - молодые европейские актрисы взамен поднадоевших индейских женщин! Заботливые каучуковые торговцы предусмотрели даже подземную галерею, по которой можно было попасть прямо в дома артисток, минуя встревоженные взгляды общественности.

Ужинаем и идем спать: завтра яхта и начало экспедиции. Сильвио несколько разочарован и обескуражен, он думал, что мы будем гудеть всю ночь, но нет, мы уже все старые и немощные, предельно вымотанные долгим перелетом, разницей во времени, Тантрой, йогой и аминокислотами.

И вот оно, долгожданное утро, начавшееся с бессмысленного звонка Сильвио, который напомнил время встречи, место и название яхты: то ли мы кажемся ему дебилами, то ли он гулял всю ночь. Иду к яхте, обнимаюсь с капитаном - Димирусом, вижу кривоного низенького старика, лет за 60, одетого в грязную майку и длиннющие шорты - это и есть вождь. Что-то не похож, наверное, маскируется, чувствует себя неуютно в большом городе, вот в джунглях он нам покажет, подумал я. Пытаюсь сообщить о приходе яхты своим приятелям, но это непросто: Игорь - в номере задумчиво курит, врубив кондиционер на полную и создав мини-газовую камеру; Андрей бродит с потерянным взглядом в холле, сообщая, зачем-то, что он уже позавтракал, но еще не умылся (достаточно странный поступок); бежит навстречу Гриша, на ходу роняет, что он задумал подстричься (стрижка у него и так, как у солдата-новобранца), а то он умрет от жары. Вот это команда, думаю я. Наконец все неотложные дела окончены, спускаемся к пристани, там Сильвио, человек со странным именем Вашингтон Лима (звучит, как военный позывной, тоже мне Русалка-Василек нашелся) , Рональдо, какая-то дикая баба в черной вязаной шапке (это в 35 градусную то жару!) и повариха Роза. Они радуются, как дети, увидев нас. Баба оказывается подругой Сильвио, она поедет с нами, чтобы его развлекать?! Вот это начало! Херово все складывается, да еще женщина на корабле - плохая примета. Вещи свалены в кают-компании, старик-индеец погружен, Лима делает прощальный снимок на память, это меня смущает, как и в прошлый раз: он будто бы думает, что мы не вернемся - не надейся, гад. Полный вперед!

Через несколько километров пришвартовываемся у дебаркадера "Шелла", я скупаю весь запас спиртного в их магазине: "Мартини", джин, вино "Галиотто": белое и красное, виноградную "Фанту", лимонад "Гуарана". Отшвартовываемся. Рассортировываем вещи по каютам, с трудом удается поделить спальные места: Гриша хочет жить один. Начинам осваиваться и знакомиться. Старик-индеец получает кличку вождь, нам сообщают, что он основной проводник, без него никуда, что его дочь неожиданно вышла замуж за немца в прошлый раз, когда он водил бледнолицых в племя. Она теперь живет в Германии, он же не носит нижнего белья, постоянно садится на яйца (как тот кот), имеет в городе молодую подружку с большим жизненным опытом да еще из племени Тупи-гуарани: в общем ценный член экипажа. Напарник Сильвио - Рональдо, кличка - косой: он в темных очках, но когда он их снимает, то мы видим, что у него пoрез правой половина лица. Рональдо, с такой то внешностью, говорят нам, известный амазонский ловелас, на него женщины так и прыгают в надежде обрести счастье. Сильвио - сегодня он одет по походному, сразу отмечаем его сходство с пиратом, резвится, как молодой со своей подружкой, поочередно предлагая ее то мне, то Игорю, то Андрею, то Грише.

Его подружка - это то еще: огромная жопа, хищный взгляд, толстенный живот, неизменная черная шапочка на голове и татуировка скорпиона на бедре: точно - Манька - облигация в расцвете сил и зените боевой славы. Повариха Роза - на кухне, готовит ланч. Разговор с командой сразу же переходит в серьезное русло: Сильвио, Рональдо и Манька-облигация начинают обсуждать у кого из нас самый большой член, все показываем на Гришу, смотрит на него и вождь, почему-то загадочно улыбаясь. Они все тоже не промах, Андрей получает кличку мутанчи: он накаченный и постоянно ест пилюли. Я говорю, что мой брат повернут на индейцах, и они называют его антропологом. У нас же с Гришей, видимо, такие имена и рожи, что и клички нам ни к чему. Вкусный ланч, а после – наша первая рыбалка. Садимся в моторную лодку и быстро движемся к берегу. Берег на поверку оказывается затопленным лесом. Находим просвет и ныряем внутрь, прорубая путь мачетой. Внутри – красота: лианы сверху до низу, огромные причудливые деревья, колючие кусты, постоянно падающие с деревьев в лодку гусеницы, скорпионы, пауки – короче полная романтика.

Мутанчи - в ударе, он несет, что-то про Фиделя, словно радио острова Свободы в день окончательной победы над американским империализмом, мы стараемся во всю, но клюет только у вождя. Он быстро вылавливает три пираньи и мирно засыпает, Андрей фиксирует процесс на камеру, не отвлекаясь от темы Фиделя: я даже предлагаю переименовать его в Фиделя, но он, почему-то, грустнеет и говорит, что мутанчи ему нравится больше. Всем смешно, я ловлю маленькую и основательно поглоданную собратьями пиранью, Грише - попадается экземпляр побольше, антрополог матерится, все яростнее и яростнее подсекая, но результат неизменен – ноль. Задница деревенеет от неподвижного сиденья на алюминиевой скамье, мутанчи устает и постепенно затихает, слышны только истошные вопли попугаев арара и призавный клич Сильвио: "Алло Брази-ил", каждый раз, когда он забрасывает закидушку. Возвращаемся на яхту и вновь плывем, у нас же цель не рыбалка, а дикое племя.

К вечеру начинаются первые проблемы: неожиданно глохнет мотор, Сильвио прыгает в моторку, привязывает к ней яхту и пытается тянуть ее на буксире: индейская логика. Капитан копошится в машинном отсеке, мы не придаем значения происшествию, любуясь величественным закатом: на небе кроме красного и темно-синего цветов различаем зеленый, желтый и бурый, делаем множество бессмысленных снимков. На горизонте появляется город – это Ново Айру, здесь мы встанем на ночь. Сильвио сообщает, что вышла из строя одна водяная помпа, охлаждающая двигатель, капитан переставил ту, что для кондиционера, на двигатель, мы можем идти и на одной, но завтра они позвонят Лиме и тот на перекладных пришлет новую помпу до 12 часов дня, а тем временем мы искупаемся с дельфинами. Залив перед Ново Айру так и кишит розовыми дельфинами: их спины мелькают то там, то тут. Пытаемся снять на камеру, но они, словно чувствуя это, ныряют в черную воду и уже не показываются вовсе. Поздно, но жизнь на маленькой пристани в Ново Айру бурлит: пьяный Сильвио тискает Маньку, косой кадрится к местной беременной крестьянке с дочкой, громко играет музыка, приходят разбуженные люди с соседних судов, никто не возмущается, все пьют и танцуют, только наши – спят. Я тоже устал, но сижу и смотрю на бедлам. В какой-то момент надоедает и мне. Иду в каюту. На яхте работает дизель, в каюте слышен только он, засыпаю, как заправский матрос в машинном отделении.

Встаю рано, машинально любуюсь рассветом, сон быстро проходит. Решаю прогуляться по деревне: нехотя открываются двери магазинов и рынков, школьники с угрюмыми лицами плетутся в школу, бабки у домов остервенело метут, лают собаки. Деревня – она и есть деревня. На яхте завтрак. Сильвио пропадает. Сидим на второй палубе и яростно режемся в переводного дурака. На фоне дрожащего от жары горизонта, как мираж, возникает Сильвио и косой. Иду к ним, пытаясь узнать судьбу. Сильвио говорит, что звонил Лиме, но не дозвонился, ничего, добавляет он, вот покормим дельфинов - и тогда все будет хорошо. На рынке покупаем пакет рыбок паку, берем каждый по одной, заходим по пояс в воду и начинаем дубасить рыбинами по поверхности: я отмечаю, что все рыбы Рио Негру реагируют только на то, когда яростно бьешь по воде, вероятно, это связано с тем, что в черной густой воде даже они ничего не видят, хорошо что еще хоть что-то слышат... Мутанчи, одетый в черную футболку с длинными рукавами и плавки, резвится в воде похлеще дельфинов. Гриша в белоснежных семейных трусах аристократично водит паку по воде. Вот и первый дельфин: он подплывает конечно же к Грише и лихо съедает его рыбину, чуть не оттяпав руку.

Дельфины подплывают все чаще и чаще, я трогаю их: они кожаные и шершавые, хотя кажутся такими гладкими и сопливыми, когда выныривают из воды. Полпакета паку скормлено, дельфины, видимо спортсмены, не жрут до отвала, уходят на глубину переваривать. Мы – на яхту, косой и Сильвио - к телефону – звонить Лиме. Их долго нет, постоянно, как муха в летний зной, нудит Гриша: "Когда поедем, когда поедем...". Я, как в детской игре в прятки, считаю до десяти и иду искать. Сильвио нашелся сразу – он пьет пиво в баре неподалеку, косой - тут же веселится со школьницами. Подхожу, Сильвио говорит, что уже звонил, Лима обещал, помпа будет через 3 часа, а пока – драйв. Именно это мне и не нравится, начинаю спор, приводя в качестве аргумента его слова о готовности яхты, на Сильвио резко находит депрессия, он смотрит на меня так, как однажды африканский бык в Нгоро Нгоро утром, когда мы вылезли из номера. Я решаю вернуться на яхту за подкреплением: оказывается, Димирус уже починил помпу и готов плыть хоть куда, я беру Игоря, и мы направляемся к Сильвио.

Он уже набрался основательно и играет в бильярд, следуя, вероятно известному бразильскому принципу жизни: есть проблема – забудь о проблеме. На ступеньках бара сидит старая индианка со зверским лицом, полным спокойствия и ненависти. Я пытаюсь вернуть Сильвио к действительности, он не возвращается, разговор переходит в пиковую фазу бразильского сериала: я – ору, индианка – сидит, как каменный монумент, Сильвио – истерит и плачет, как ребенок, постоянно повторяя, что я на него давлю, а мы должны быть одной семьей, что я был для него, как брат, а теперь нет. Брат – вяло мямлит по-испански, что хорошо бы всем помириться, вернуться на яхту и поплыть, Сильвио в слезах кричит, что он никуда не поедет, останется здесь ждать помпу, если мы хотим – то можем идти дальше с вождем. Я всерьез подумываю о применении силы (ну на хера мне этот истерик сдался?): "Рабыня Изаура", да и только! В пылу спора откуда-то возникает удовлетворенный косой, который быстро ориентируется и пытается примирить меня и Сильвио.

Решение приходит непросто: мы плывем дальше, Сильвио и косой оставляют моторку и намереваются пить до прихода помпы, а затем догонять нас на ней, если удастся. Вижу в глазах брата испуг: он в отчаянии, он верит этому истерику и его бредням о семье и трудностях похода, он думает, что я не справлюсь – какая ерунда. Вновь плывем. Останавливаемся у кустов, ждем Сильвио, обедаем и купаемся прямо посередине Рио Негру. Ныряем с третьей палубы, мутанчи – ногами, я – головой: я тоже что-то могу с моим-то пузом, не все сладкое йогам, однако! Вождь вяло переваливается через борт, предварительно обильно перекрестившись, Манька подстрекает его плыть на противоположный берег, но он то знает, здесь не Волга, и укусить могут.

Уныло ждем Сильвио и косого, мутанчи постоянно смотрит в бинокль, Гриша моется голым на виду у удивленной команды (тоже мне индеец нашелся!). Время замирает. На закате появляется Сильвио, пьяный, но довольный: помпа лежит в моторке. Идем дальше. Сильвио показывает Игорю мозоли на ладонях, у меня возникает мысли, что они не теряли времени в ожидании помпы, но брат меня укоряет, объясняя, что мозоли - от рукоятки мотора, ведь они шли 60 км до нас. Сильвио у штурвала. Идет криво, но уверенно, иногда давая порулить вождю. Капитан устранился. Надеемся все же дойти до индейцев, хотя у меня первый приступ апатии: нельзя дважды войти в одну реку.

Сильвио пускает слезу и истерит, как давленая лягушка, Гриша нудит так, что сводит зубы, у меня развивается комплекс потери лица и только вождь спокоен, как камень, вот почему его зовут Педро, ведь "пьедро" по-испански значит камень, так, по крайней мере, сказал брат. Плывем. У руля – антрополог. Все хорошо, только бы в берег не врубиться, почему-то думаю я. Идем, узко, берега подступают, деревья растут прямо из воды, отражаясь в ней, как в зеркале, фото не дает представления, где верх, где низ.

Быстро темнеет. На закате Гриша тантрит: он встает на второй палубе и с видом человека, изучающего санскрит, начинает эти движения: дико, как кошка, выгибает спину, одновременно разводя руки в стороны и чуть назад, сгибая при этом колени и отклячивая задницу. Так постоит с минуту, и возвращается в исходное положение. Все выглядит ужасно, а еще эти семейные трусы, которые, как паруса, развиваются на тощих ногах на фоне дивного заката. Мутанчи выглядит озадаченным – такая тантра ему в новинку! Вечером за ужином яростно спорим о том, где надо копить энергию и почему не надо кончать при сексе – достойная тема для третьего дня. Косой, хоть и не понимает, но смотрит подозрительно, видимо наши жесты уже перешли на эсперанто.

Утром созвали совет, пригласили Сильвио: его истерика не понравилась всем. Повестка дня – план похода (это на третий то день пути!). Объясняем ему, что главная цель – индейцы Туканос, рыбалка и крокодилы – на обратном пути. Выясняется, что визит в племя – дело непростое, нужно сначала известить этих детей природы о нашем приходе, а то могут и зарезать. В Барселосе, что по пути, живет сын вождя, мы поговорим с ним, он нас пошлет, их известит, короче, все будет окей! Если идти самим, то могут и уши всем отрезать, как тому немцу, который пошел изучать культуру Яномами без соответствующих разрешений, в общем, изучил досконально: вернулся без ушей и лодки. "А кто-же тогда дед?" - спрашиваю я. Он, оказывается, просто лоцман, который хорошо знает фарватер. Попахивает обманом. Но Сильвио красноречив, как никогда: "Я уверяю вас, друзья, вы увидите индейцев, и не одно племя!". Поверим пока, а там посмотрим.

Вода в реке меняет цвет из мазутово-черного с шоколадным на изломе на мутновато-подмосковный, кажется, что мы идем по другой реке. "Сусанин, - спрашиваю я у Сильвио, - а это Рио Негру?". "Да. Да", - уверенно отвечает он. По берегам много поселков и деревень, часть из них брошена. Встречаются причудливые ржавые агрегаты, вызывающе торчащие из воды. Мутанчи с видом заядлого знатока отмечает, что это - брошенное оборудование золотоискателей, которые мыли здесь металл варварским способом с применением ртути: и природу губили, и у самих не стояло впоследствии. Остановились напротив одного из поселков, к борту пристала лодка, в ней двое – просят солярку, говорят, что сестра одного при смерти, ее надо перевезти через реку и донести до ближайшего военного аэродрома, чтобы транспортировать в Манаус.

Солярку даем, но взамен просим их сделать нам два деревянных весла для моторки: солярку они выхватывают с проворностью варана, хватающего языком муху, правда и весла тоже делают быстро, участвуя в процессе всей деревней.Вновь рыбачим, на этот раз гораздо удачнее: я ловлю здоровую пиранью, Сильвио – еще больше – килограмма на три. Азарт бешеный, у брата клюет, он ловит свою первую, восторг и смех. Темнеет, пираньи, как по команде, перестают клевать, у меня срывается диковинная рыбина, видимо - время возвращаться на яхту.

На обратном пути заходим в деревню, меняем восемь буханок хлеба и две пачки сигарет на живую черепаху, которую загарпунил индеец еще утром. Про бразильские сигареты стоит сказать отдельно – это пачки, как везде, но на обратной стороне - картинки, наглядно демонстрирующие вред куренья: импотенция, рак, неприятный запах изо рта. Картинки навевают ужас и смех одновременно: еще раз убеждаюсь, что с фантазией у местных – все в порядке. У черепахи связаны задние конечности и пробит панцирь, но и при этом, вид у нее величественный. Кладем ее в лодку лапами вверх, она причудливо и беззащитно водит головой в разные стороны, но попробуйте ей сунуть палец к носу – в миг откусит, зараза! Уже на яхте я пытаюсь ее перевернуть, она – укусить меня за палец.

Перевернувшись, черепаха отважно бьется о высокие борта, с разбега штурмуя их головой и кусая алюминиевые выступы, переворачиваем ее на спину, она затихает и начинает опять причудливо вращать головой. Радости команды нет предела, они готовы разделать ее хоть сейчас, но принимаем решение отложить убийство на следующий день. Мне она симпатична, пытаюсь спасти существо, вяло протестую против экзекуции, но Сильвио – амазонский истерик, вновь в слезах, умоляет меня не упускать счастья полакомиться белым мясом - деликатесом бразильских юристов и врачей. Он уверен, что черепаха умрет дней через 40 из-за проломленного панциря. Последний аргумент меня сразил: тогда уж лучше съесть, чем выкинуть.

Вечером, после ужина жареными пираньями, были танцы. Мутанчи и Гриша пошли спать, я же, брат, Сильвио, косой и Манька врубили самбу погромче и началось! Поначалу все выглядит странным: любая бразильская женщина, услышав знакомые ритмы, начинает судорожно двигать задницей, причем одновременно во всех плоскостях. Иногда, даже непонятно, какие мышцы напрягаются, чтобы все так дрожало. Создается впечатление, что в спину к ней попадает электрический разряд и попа начинает жить отдельно от всего остального туловища. Мужчина выставляет правое чуть согнутое колено вперед и (о-о, это мое самое любимое!) партнерша с загадочной улыбкой и легким повизгиванием насаживается ему на колено, а-ах! Она бешено трется о его ногу, он дрожит, в такт легонько похлопывая ее по огромной электрической жопе. Бамс, и уже смена плана: они кружатся, поворачиваясь друг к другу спиной, нещадно трутся жопами. Такие танцы мне все больше по душе. Косой быстро выпадает из коллектива: не смог сдержать энергию и смачно выплеснул ее в плавки. Я вообще-то тоже начинаю уставать: колет сердце – еще бы, перебор с афродизиаком, вначале пираньи, затем вот это! Колено дрожит, зажатое между женских ног, левая икра деревенеет. Все, еще чуть джина, и я падаю без чувств в каюте. Сквозь сон слышу, как копошится наверху брат, орет музыка, жужжит сраный дизель. Сон приходит неожиданно, падая, как бетонная стена на голову.

Утро приходит внезапно рваными клочьями. Делаю попытку встать, ужасно болит тело, голова и сердце. Поднимаюсь наверх: вождь, мрачно матерясь, вылезает из гамака. Увидев мою небритую и мятую рожу, он с терпением, достойным психотерапевта, рекомендует мне продолжить сон, а сам встает к штурвалу. Дизель взревел, лодка начала плавное движение. Идем странными галсами: старик у штурвала явно не в себе. Кружится голова. Решаю последовать его совету и иду спать. Старик – это отдельный персонаж: мутные стеклянные глаза, кривые короткие ноги, широкая улыбка, большая голова и крепкое тело. Вчера брат с видом профессора-антрополога попытался выяснить у него, где мы находимся, раскрыл карту и, тыкая в нее указательным пальцем, стал методично, как лектор общества "Знание", повторять старику вопрос. Вождь неторопливо повернул голову и сказал, что то место, где мы сейчас – красивое и, что здесь много больших шестиметровых кайманов. В карту он даже не взглянул. Но брат не унимался: "Педро, а когда мы приедем?". Вождь взглянул на него, как на сумасшедшего и ответил: "Как только я перестану рулить и остановлю яхту, тогда и приедем"...

Небо краснеет на горизонте, встает солнце, становится жарко. Я просыпаюсь с твердым пониманием, что теперь уже окончательно. Болит только голова и икра. Старик был прав – полегчало, может он шаман или доктор? Увидев меня, вождь радостно бежит ко мне с пустым стаканом. Я не понимаю, что он бормочет, может хочет, чтобы я отнес стакан на кухню? Вот гад! Беру стакан, он его не отпускает, улыбается и говорит: "Возьми, налей себе пивка!". Хороший он, оказывается парень, душевный, но от пива отказываюсь. Барселос вырос из Сельвы неожиданно: высокий берег, белая церковь, старинные постройки вокруг, множество лодок у причала и амазонские чертенята, купающиеся в черной воде.

Встаем напротив города: надо съесть черепаху, а то дадут по рогам: черепаха - это только для богатых или диких, для нормальных – говядина. Черепаху начали разделывать рано утром. Едва проснувшись, Сильвио и Педро взялись за ножи. Оргомной мачетой вождь смачно и ловко, после шестой попытки, отрубил черепашью голову и приступил к рубке панциря. Крови – по колено, но радости команды нет предела. А Вы говорите, что индейцы Яномами – звери!

Черепаха разрывается пополам, нижняя часть панциря, похожая на идеальный щит, тут же топится, чтобы скрыть следы, верхняя – используется, как огромная кастрюля для варки потрошков. Четыре разных блюда из черепахи стоят на столе, мы – напротив Барселоса садимся жрать. После первых кусков отчетливо понимаю, что все вздохи о вкусноте мяса сильно преувеличены, если не сказать больше: такой гадости я давно не ел! Мутанчи с трудом сдерживает рвотный рефлекс, переходя на говядину, я же продолжаю давиться черепашьими потрошками. В голове одна мысль: ради такого говеного мяса не стоило кромсать животное. И вот черепаха в желудках, второй панцирь в воде, здравствуй Барселос! Капитан умело швартует яхту так, что приходится прыгать с носа с высоты двух метров: задача дается нелегко, банные шлепки мешают, голые ступни ударяются о бетонный парапет. Вождь выплывает на берег, как брахман: его капитан доставляет на моторке, ведя ее за веревку, будто игрушечный кораблик в ванной с солдатиком на борту.

Барселос, бывшая столица Амазонии – это две улицы вдоль реки. Старые цементные постройки с черепичными крышами разбавлены новоделом из досок и алюминия. В городе много расслабленных лиц, красивые девки (то ли мы давно плывем, то ли здесь действительно замес особый). Сразу рождается предположение, что в городе живут одни бандиты: слишком хорошо выглядят окружающие, слишком много праздно шатающихся, слишком яростно метут дворы. Но Сильвио успокаивает: они не мафия, а простые люди, у большинства плантации марихуаны, кусты которой они высаживают куст через три с маниокой. А в свободное время им есть чем заняться: они поставляют аквариумных рыбок и метлы для всей страны. На пристани суетится владелица местного кафе: она в сексуальном купальнике и сеточке поверх. "Вот это жопа!" - думаю я. Далее все, как обычно у моряков – бесцельное шатание по городу, пиво, разговоры о бабах. Вечером иду на местную дискотеку. Со мной неутомимый и пьяный Сильвио плюс его косой друг.

Дискотека – это натуральный сарай, в который разом пытается набиться весь город. Громкая музыка, накрашенные лица, много индейских, в сарае – только одна тусклая лампочка. На вопрос, почему так мало света, косой сказал, что внутри так много уродов (тоже мне король красоты!), что свет только испортит праздник. Садимся в камышовой сральне – кафе у входа, пиво. Косой и истерик постоянно цокают языками, пытаясь подозвать местных дам. Через полтора часа – удача: к нам подсаживаются две индианки. Я смотрю на их лица и отчетливо понимаю, что это дети. На предложение косого одной из них пойти в гостиницу потрахаться, она отвечает отказом, мотивируя, что ей завтра рано вставать в школу. Я не педофил, поэтому, поняв, что уже наблядовался вволю, встаю и еду на яхту. Еду вторым на мототаксисте. Он – громадный индеец, его жопа занимает все мягкое сиденье мотоцикла, мне же остается ютиться на железном, жестком багажнике. Подъехав к яхте через три минуты, понимаю, что поход не прошел даром: яйца болят от ударов о железную сетку. Плачу два реала и иду спать. На утро намечен ранний визит в офис федерации "Фунай" за разрешением на посещение индейцев.

Встаю в шесть, мне неймется увидеть индейцев. Сильвио неторопливо просыпается в восемь: тоже мне, рано утром! Оказывается, "Фунаи" начинают работать с 8.30. Ждем 30 минут, стоя у зловонного арыка близ рынка. Заходим в офис. Нас любезно встречает огромный бразилец, более похожий на борца сумо, чем на индейца. Сильвио и Игорь проходят внутрь, мы топчемся на половике с надписью "Фунай" тронутые гостеприимством. Андрей оголяет торс, улыбка исчезает с лица главного фуная. Сильвио затягивает свою любимую: Игорь, мол, антрополог, изучающий индейцев, ему к ним надо обязательно попасть. Фунай благосклонно кивает, тусклым голосом, слегка улыбаясь, рассказывает про зверства индейцев Яномами, сообщает, что по выбранному ранее маршруту мы не пройдем из-за их звериной сущности, и что мы должны идти в Сан Изабелл, дабы зайти слева. После долгих и мучительных сборов, поисков косого и вождя мы отплываем и двигаемся уже более десяти часов. Кстати, в Барселосе мутанчи чуть не отрезали яйца. Было так: мы шли по улице, Андрей с голым торсом, навстречу - индеец с мачетой. Мужик испугался при виде голого мутанчи и свернул влево, чуть не упал в канаву. Сильвио, увидев такой позор своей страны, истошно заорал мужику: "Эй, ты! Чего испугался этого мутанта, у тебя же мачета. Лучше подойди ближе и отрежь ему яйца!". Добрый он, все таки, человек, этот Сильвио. А мужик испугался не зря, ведь уже третью неделю в единственном кинотеатре Барселоса крутили "Терминатор III".

Ночью на нас напали осы. В бой кинулся косой, его изрядно покусали (это ему не с бабами общаться!). Сильвио уничтожил их всех (целых 50 штук) при помощи спичечного коробка. После ужина охотились на каймана. Сели в моторку, вождь впереди, истерик и косой – сзади, мы посредине. Рыскали фонарем по кустам, ничего не нашли. Заплыли в лес, Педро на дереве в кромешной темноте увидел ядовитого паука, который подпрыгивает и злобно кусает, решили дальше не заплывать: а вдруг их там целая стая… Я засыпаю, сидя в лодке. Чуть не упал за борт. Слева - всплеск: вероятно – кайман. Но мы его не видим, вода высокая, заметны лишь круги. Возвращаемся ни с чем. Сильвио хлопает брата по плечу: "Ничего, завтра зайдем в мелкую протоку и тогда держись природа". Утром стали сдавать назад и с силой врезались в дерево: отказал переключатель хода. Этому капитану – дебилу, только лоцманом в Босфоре работать. Яхта постепенно разваливается: сломалась зарядка аккумулятора, поэтому постоянно работает дизель на полных оборотах, кондиционеры периодически текут и выключаются.

Ночью мутанчи, как хороший термометр, просыпается каждый раз, когда выключается кондиционер и температура чуть повышается. Свет то и дело гаснет, помпа качает плохо, поэтому с утра нет воды ни в душе, ни в туалете: ни посрать, ни зубы почистить. Хорошо, что штурвал еще крутится. На мой вопрос, что за херня и почему так плохо подготовились, Сильвио говорит, что владелец яхты в курсе, он переживает и готов добавить нам один день бесплатно, в качестве компенсации – мудак, нам бы доплыть! Напряженность в коллективе растет, Гриша нудит уже так, что хочется повеситься или спрыгнуть за борт, брат сидит мрачный, как гавайский бог, и только мутанчи спокоен и невозмутим, он наслаждается жизнью, рыщет биноклем по берегам, ест таблетки по часам, прерываясь на чтение, сон и качание. Я жду встречи с Туканос. Этого истерика Сильвио я готов уже растерзать, и только тот факт, что он ведет в племя, меня останавливает. Ничего, подождем, пусть только не приведет, тогда жестокость золотодобытчиков по отношению к Яномами покажется ему детскими забавами.

Мутанчи неожиданно выдал стихи:

"В мрачных лабиринтах влажной сельвы,
Сильвио, косой и старый вождь,
Нам уже неделю треплют нервы,
И за правду выдают, блядь, ложь"

Еще утром брат спросил истерика, далеко ли до города. Тот ответил: "Два часа". Окей. Прошло два часа. Я попросил брата еще раз спросить, далеко ли до города. Ответ, как и прежде – два часа. Прошло еще два часа. На вторую палубу поднялся мрачный Сильвио и сказал: "Я не хочу больше спрашивать Педро о том, сколько плыть. Он все время говорит мне, что мы уже рядом". Да, не мудрено, что индейцы так и не изобрели колеса, ведь понятие о времени и пространстве у них напрочь отсутствует. Да и чего суетиться: как только вождь перестанет рулить, так мы и приплывем. Вот и вся индейская философия. Прошло еще два часа. Спросили теперь уже Педро, когда?! Он невозмутимо ответил: "Два часа". Прошли очередные два часа. Я не выдержал, напряг Сильвио, мы решили взять моторку и съездить в одну из деревень по пути, чтобы выяснить, далеко ли. Съездили. Жена индейца понравилась: она была красивая стройная и скромная. Дети, особенно младшая дочь – вылитый индеец с картинки. В хижине из глины и соломы было множество религиозных плакатов. Узнали, что до города – 30 минут езды на моторке, около часа на яхте. Пока мы посещали деревню, Педро, совершая ловкий маневр, врезался в берег и теперь у нас еще сломана антенна и порвана матерчатая обшивка на второй палубе – класс! Как произошло? Да очень просто: капитан копошился в машинном отделении, колдовал над помпой, вождь же просто решил порыться в своей сумке и посмотреть купленные сувениры, у руля – никого, яхта врезалась. Спросил у Сильвио, как выглядит то, куда мы так упорно плывем. Получил ответ, что все будет, как в этой деревне с красивой женой, только домов побольше. Индейцы, получив подарки, спляшут для нас в набедренных повязках, мы заночуем в гамаках. Вот, ЧЕРТ!

Тут я вдруг четко понял, что вся поездка от начала и до конца была хорошо спланированной туристической постановкой для лохов: вначале вам плетут, что "Фунаи" против посещения Яномами, но мы договоримся на месте о посещении других племен; затем с вами едет якобы вождь одного из племен, который в результате оказывается тупым старикашкой из Сант Габриэл, совершающий джой-райд на яхте за Ваши бабки; потом вы идете в офис "Фунай" и там с Вами мило беседуют о зверствах дикарей и разрешают посещение Туканос; а в результате Вас привозят в обычную деревню, коих сотни раскидано вдоль Рио Негро.

Полное говно, в общем! Пока что лучшее из впечатлений – это первый день в "Тропикал", Фидель-мутанчи, гибель черепахи и уроки игры в английский покер от Гриши. Вся Латинская Америка – это сплошной обман, паутина лжи и мелкого воровства, не удивительно, что весь этот третий мир в долгах по уши. Прошло два часа. Сант Изабелл даже не видно на горизонте. Вероятно, тот в деревне тоже был чистокровный индеец, и со временем у него тоже все в порядке. Теперь понятно, почему заблудившаяся экспедиция в Рорайме, выйдя к людям, думала, что они бродили по амазонским джунглям три месяца, а на самом деле прошли годы: они, видно, слишком верили своим индейским проводникам и не считали закаты. Прошло два часа. Сан Изабелл не видно. И только лишь на закате пришли в Сант Изабелл. Пришвартовались к бункеровщику "Петробраса", сошли на берег.

Сант Изабелл – типичный город времен каучукового бума: католическая церковь с покосившимся крестом, два огромных каменных дома-казармы – школа и бывшая резиденция миссионера, остальные постройки – сплошь из дерева и алюминия. В городе одни индейские лица. Белых и смешанных – не видно вовсе. Дикое множество детей, кажется, что живут одни дети, они повсюду: на стадионе, на пристани, на пляже, во дворах, в школах и уличных кафе. Создается впечатление, что мы первые белые здесь после долгого перерыва. На нас смотрят изумленно, несколько испуганно и озадаченно, показывают пальцами, что-то орут вслед. Постоянно ощущаю на себе взгляд с вопросом: какого хера вам здесь надо? И действительно, какого?

Кстати, город по карте показан на противоположном берегу реки, чем он есть на самом деле. Картографы либо рисовали наугад, либо внимательно слушали объяснения индейцев. В Сант Изабелл произошел конфликт между Сильвио и Педро: по приходу в город Сильвио потребовал от вождя отвести нас в племя, Педро ушел и через час вернулся с каким-то улыбчивым человеком в джинсах. Тот представился племянником вождя, потребовал денег и подарков, обещал договориться к полудню следующего дня о визите. Тут, наконец, и Сильвио почувствовал неладное. Он послал на хер и племянника и вождя, в сердцах бросив, как Джон Вейн: "Никогда не связывайся с индейцем!". Эффектнее было бы, если бы он сказал: "Никогда не верь краснокожим!", выхватил револьвер и застрелил бы этого гнусного старика на месте. Вождь насупился, тяжело перевалился через борт яхты и гордо сел на бак бункеровщика чуть поодаль, лицо его окаменело, взгляд потух. "Ну точно, шаман!" - подумал я.

Сильвио занервничал, я спросил, есть ли здесь местные "Фунай" и можно ли договориться с другими о визите. Мы пошли в город. Спросили детей, они объяснили, что "Фунаев" – нет, но есть "Секойя" - другой отдел. Ну и черт с ним, пошли в "Секойю". "Секойя" - это частный дом, к нему подъехал роскошный джип, девушка в джипе – любезна, как никогда: "К Яномами – нельзя. Можно попробовать договориться с Бониуа. Их лидер живет через улицу. Я помогу". Мы залезли в джип и поехали. Лидер был на месте, но ожидал встречи с соотечественниками. Услышав про подарки и деньги, он обрадовался и обещал прийти на яхту завтра в 7.30 утра, чтобы договориться с нами о визите: читай – получить бабки. Мы вернулись на яхту.

Семья разрушилась: Педро окаменел на заправке; я и брат слоняемся по городу, вглядываясь в индейские лица; Гриша, предъявив мне тысячу претензий относительно организации поездки (тоже мне нашел тур агента!) и нажравшись красных таблеток, спит на яхте; мутанчи изучает в каюте книгу по Бразилии, остальные – истерик, косой, повариха и Манька с визгами купаются в реке, у них все хорошо. Бутылка "Мартини" подходит к концу, в городе зажгли фонари, но местный дизель-генератор слабый, поэтому попеременно освещает то одну, то другую половину города. Бутылка пустеет, жизнь кажется не такой уж плохой: да, индейцы – мудаки, но у нас ведь осталась надежда на посещение Бониуа, и Сильвио что-то говорил про последний патрон, когда мы шли в "Секойю": может он застрелится в конце после очередной истерики, вот забава будет!

Остается только ждать и надеяться, что все удастся. Не удалось. То есть удалось, но за удачей пришло глубокое разочарование и апатия. Утром лидер действительно появился на яхте (что делают бабки с людьми!), правда, с большим опозданием. Он был рослый мужик с налитыми кровью глазами и хорошо развитым торсом. Переговоры затянулись на два часа, в результате он согласился отвезти нас в племя. Предполагалось, что вначале поедут Сильвио и косой, договорятся, а затем вернуться за нами. Однако, услышав, что вся процедура займет два часа, я и брат напросились с ними для контроля и ускорения процесса. Плыли на моторке минут сорок. У обычной и ничем неприметной хижины тормознули. Поднялись на гору, поговорили с мужиком. Вдалеке виднелось еще 7 похожих жилищ, все с пальмовыми крышами и глиняными стенами. "Это и есть племя?", - спросил я. Сильвио сказал, что да. По мне – это просто деревня: куры, огромный петух, свиньи, дома, дети, спутниковая антенна. Поразило ряд вещей: множество детей, три школы на восемь домов и все женское население – беременное, причем казалось, что на одном сроке. Брат поинтересовался, сколько семей в деревне, ему сказали, что одиннадцать.

Можете себе представить 3 школы на 11 семей! Никакой иной экзотики, кроме одной общественной кухни с огромным чаном, в котором тлела маниока, источая невыносимое зловоние. Окружавшие лица казались страшными, а все происходящее – абсурдным. Я спросил истерика, зачем нужны были такие суровые меры предосторожности перед поездкой, ведь мы с братом даже опасались выходить из лодки, когда причалили. Сильвио сказал, что если бы мы приехали самостоятельно, без лидера, то эти милые люди могли бы стать агрессивными и даже убить нас. Это дети и беременные женщины то?! В деревне помимо школ была баптистская церковь и общий скворечник для собраний, в котором стоял цветной телевизор и видак. Лидер собрал вокруг себя часть взрослого населения деревни и стал объяснять, что мы приехали из России специально посмотреть на них и изучить их уклад жизни. Услышав это, на их лицах я увидел неподдельное удивление и восторг: в глазах читалось: "Во, мудаки, эти белые! Зачем так долго плыть, если все это есть в тридцати минутах езды от Манауса?".

Выражение их лиц было столь очевидным, что я невольно глупо спросил Сильвио: "Зачем же нужно было так долго плыть, чтобы увидеть это? К чему весь этот сыр-бор со стариком - вождем, "Фунаями" и "Секойей"?". И тут, вдруг, Сильвио разоткровенничался: "Я думал, что вы будете возмущены, если бы мы посетили индейцев недалеко от Манауса". Вот это да. Лучше бы он назвал меня дураком и объяснил, что все было сделано из-за денег. Вначале же он плел что-то о диких племенах, которые ходят голыми, охотятся на ягуара и убивают белых шаманов, а здесь: прилично одетые люди, накормленные дети, шариковые авторучки, современные орудия труда, телевизор в ленинском уголке, короче - полная срань! И этот негодяй – Сильвио, еще спрашивает, не хотим ли мы провести ночь здесь, в племени. Ответ однозначный – точно нет, зачем нам эта деревня, только холеру цеплять. Возвращаемся на яхту. Лидер разочарован больше всех, у него облом по бабкам и подаркам. Получает лишь символические чаевые. Единственная достойная история, которую я услышал в деревне была такая. Дочь купила отцу – 85-летнему старику, алюминий и гвозди, чтобы он покрыл крышу. Отец категорически отказался, сказав, что он никогда за свои годы не использовал столь диковинный материал для крыш. Он взял и самостоятельно перекрыл крышу пальмовыми листьями, привязав их лианами к балкам потолка. А вы говорите – колесо!

Собираемся в обратный путь. Как всегда нет косого и пропал окаменевший было Педро. Идем искать. Еще раз поражаюсь Сант Изабелл: бедные дома, спутниковые антенны, четыре новеньких рейсовых автобуса, вокруг – одни индейцы, шоколадные гладкие тела, узкие хитрые глаза, женщина улыбаются, мужчины смотрят изподлобья с явной угрозой, дети оборачиваются, орут и тычут пальцами. А вот и Педро, он сидит в доме своего кореша и потягивает пивко. Мы его материм и заставляем подняться из-за стола, он озадачен, ведь рассчитывал расслабиться пару деньков, а тут такое?! Нашелся и косой. Я опять повздорил с Сильвио на предмет вождя. Сказал, что не хочу видеть эту гниду на яхте на обратном пути, пусть, мол, остается в городе и кукует здесь до смерти. Истерик отвечает, что без лоцманских способностей этого существа мы не вернемся. Видать, Сильвио решил нас утопить!

Старик чувствует отношение к себе и начинает ломаться и капризничать, набивая цену, говорит не ступит на яхту, пока Сильвио не извинится. Сильвио ему орет, что против - не он, а я, и если он не прыгнет на яхту, как в молодости на бабу, то все - ему кранты. Старик, посмотрев на меня, крехтя, переваливается через борт и мрачно встает к штурвалу. Видимо мои извинения ему ни к чему, я ж ведь белый, заморский черт, злой шаман, от меня только беды и болезни.

Решаем плыть в национальный парк Жау, полюбоваться природой. Про парк мутанчи вычитал в книге. На хер племена, даешь эко-туризм! Педро мило дремлет за штурвалом: сегодня жарко и его разморило от пива, яхта с треском врезается в камни. Мы возбуждены и несколько обрадованы: наконец-то реальное происшествие, этот злобный черт нас решил, все-таки, утопить. Вождь, мило улыбаясь, разводит руками и говорит, что вчера, когда мы шли в Сант Изабелл, этих камней не было. Все обошлось, пробоин нет. Идем дальше. Вечером пьем португальский портвейн, стакан падает и разливается на полу словно кровь. Решаем подшутить, я ложусь в лужу, мутанчи идет к Сильвио и сообщает ему, что все, меня они замочили, поэтому его нервы отныне будут в полном порядке. Первым взбегает на вторую палубу косой. Увидев это, он падает на колени и судорожно трясет меня за плечо, на лестнице стоит белый, как простыня Сильвио…. Я смеюсь, они никак не могут отойти то ли от шутки, то ли от того, что меня не замочили, и я еще попью их кровь. Чтобы сгладить шутку, вручаем им припасенную бутылку водки, через час вся команда пьяна вдрызг.

Играем в бразильское домино, надо, чтобы сумма всех конечных фишек была кратной 5. Игра идет с трудом, мы провели профилактику против малярии: выпили джин с мартини, а Гриша потягивает вино, разбавляя его водой (тоже мне грек!). Днем увидели поляну, усыпанную бабочками, вечером, после удачной рыбалки на пираний зашли в деревню (точнее на хутор: одна семья – родитель и четверо взрослых детей: трое ребят и девушка). Вождь вышел на полшага вперед и заговорил с ними на гуарани. Они выпросили у нас весь улов пираний, черт, опят не удалось поесть рыбы. Дали нам взамен заплесневелую бутылку со специями, настоянными на воде (вероятно по принципу: все равно выбрасывать) и несколько лепешек из маниоки (редкое говно). Старик злобно вырвал из рук одного из сыновей игрушку: палочка, веревочка и половинка от ореха кешью.

Палочкой трясешь, и, если повезет, насаживаешь половинку ореха на конец. Старик, вообще, вел себя довольно развязно и по-хамски. Отрабатывает деньги, решили мы. Он то надевал себе на голову корзину и долго так бродил по двору, то выхватывал у них из рук вещи, то просил взамен в три раза больше, чем давал сам (тоже мне корифей обменной экономики!). Все закончилось тем, что он чуть было не упал, залезая обратно в лодку. На завтра решили сделать прогулку в джунглях. Встали рано, оделись по боевому: кто-то в камуфляже, кто-то в гортексе, я и мутанчи – как на деревенскую дискотеку. Мы все больше начинаем походить на пиратов: плывем на разваливающемся судне, много пьем, грабим деревни, думаем, в основном, о бабах, играем в покер уже на деньги, а еще завтра в Барселосе планируем купить сеть и динамит для успешной рыбалки в национальном парке: брат сказал, что в Рио Негру много разной причудливой рыбы, а что же мы, как дураки, ловим только пираний.

Вот и джунгли. От хутора вглубь – тропа. Идем по ней до поля маниоки и марихуаны, затем – дебри. Сильвио периодически рубит мачетой по деревьям: то сок попьет, то воду (хоть бы отравленной глотнул, ведь из 20 видов деревьев, содержащих воду в стволах, только три вида можно пить без последствий, а остальные – только для того, чтобы остаться молодым навечно), то понюхает кору (здесь и корица, и гвоздика, и розовое дерево, и еще какая-то пахучая дрянь), то съест сердцевину пальмы. Один из детей хуторян заметил ядовитую змею (и как только он ее разглядел среди листвы, ведь она была точно под цвет!). Змею убили, не раздумывая, мутанчи, правда, возмущался, но местные ему сказали так: или мы ее сегодня, или она нас завтра. Закон джунглей. Возвращаемся на яхту через хутор, старик по традиции обманывает их на обмене. Плывем. Черная вода, в которой, как в зеркале, отражаются предметы: облака, деревья, звезды. Снова останавливаемся для рыбалки. О рыбалке надо сказать отдельно. Выгладит это так: берем свежее мясо и удочки, садимся в моторку, разгоняемся и ныряем (если повезет) в прогал между деревьями, торчащими из воды. Если Педро не ошибся, проталкиваем лодку через густые заросли, если ошибся, звонко ударяемся о дерево, и на нас радостно падают насекомые всех мастей. Находим поляну, на которой и приступаем.

Ловим, по большей части, пираний, привлекая их шумом: стучим удочками, руками и палками по воде. Пираньи – это что-то, они, как менты: всегда наглые, опасные, жадные и вечно голодные. Жрут все пока есть что. Одна пиранья может и будет клевать до тех пор пока либо вы ее поймаете, либо она откусит крючок, либо у вас снесет голову от постоянного тупого подсекания. Поймать их не так уж легко: чувствуешь в руке будто бы слабый электрический разряд, и именно в этот момент надо резко дернуть. Чуть зевнул, и она срезает мясо с крючка острыми, как бритва, зубами. Пойманная рыба рычит и звонко бесится на дне лодки, пытаясь хватануть рыбака уже за палец ноги. Кстати в Рио Негро более 20 видов пираний, наиболее крупные – белый и черный виды, еще есть с точками, с красным брюхом, с полосками на спине, в общем – великое множество. В Барселосе купили сеть, и теперь ставим ее везде. Поймали дог-фиш: узкую длинную рыбину с огромными нижними клыками, которые, словно иглы, протыкали верхнюю челюсть: не дай бог, если такая хватанет.

Попалась рыба, похожая на окуня, с кругом в виде глаза на хвосте и кроваво-красной нижней челюстью. Брат, аквариумист со стажем, определил ее, как цихлиду самца, Сильвио сказал, что это – пикок бас (окунь-фазан).Наловили много блестящих рыбешек, размером с ладонь и с зубами, как терки. Это – паку. А где же тайгер-фиш, дискусы, цихлозомы, астронобусы. Но самой неприятной и опасной рыбой Рио Негро является, на мой взгляд, канджиру. Это маленький склизкий сомик, основными достоинствами которого является слизь и короткие, но острые плавники под брюхом и на спине. Эта тварь умеет залезать в самые интимные части человеческого организма: нос, уши, гениталии и задницу. Допустим, вы купаетесь, писаете или, что еще романтичнее, занимаетесь сексом с гладкой, как шелк, и холодной, как мрамор, индианкой в воде, а этот гад, тем временем, подплывает на запах, хлоп, и он уже у вас в заднице, а вытащить его можно только хирургическим путем, добрый сомик растопыривает плавники и упирается до последнего. Удовольствие – не из самых приятных.

Старик превращается в заправского рыбака: ловко, но неимоверно медленно ставит сеть, привязывает крючки, глушит выловленных пираний, правда, сам уже не ловит, все больше служит якорем для моторки: держится за кусты и тихо дремлет, пока мы с криками "Гранда пута!" выхватываем рыб из черной воды. Сеть уже с большими дырами – проделали дельфины, когда воровали нашу рыбу. Сильвио мрачно замечает: "Молодцы, японцы. Убивают и жрут дельфинов. Так им и надо, чтобы рыбу не пиздили!" (хотя и не совсем понятно, о ком он – то ли о дельфинах, то ли о японцах). Вообще дельфины здесь повсюду, то и дело слышишь шипящий звук выдыхаемой воды, круги и спинной плавник – это серый поплыл, а еще есть розовые, это те, которых мы кормили в Ново Айру. Днем решаем посетить еще одну деревню. Долго плывем на моторке между отдельных, но удивительно схожих кустов. Сбиваемся с пути, плутаем, не мудрено, ведь лоцман, как всегда, вождь. Но вот и деревня.

Тихо, ни одного человека. Гуси. Дома, куры, каноэ – все есть, а людей – нет. Старик моментально находит на земле выбеленный солнцем череп тапира, затем – второй, подбирает их оба, и так, держа по черепу в каждой руке, бродит по деревне, бормоча что-то себе под нос. Зрелище – жуткое! Жители, если где и были, то теперь уже точно попрятались, не выйдут ни за что, да я и сам беспокоюсь, как бы их ненароком инфаркт не хватил. Постоянно ощущаю на себе чей-то взгляд, оборачиваюсь, но никого не вижу: странно! Бродим долго, минут пятнадцать, фотографируем полоумного старика, затем понимаем, что ловить нечего, обмена не будет, прыгаем в моторку и едем прочь. Вновь плутаем между живописных кустов, старик постоянно машет левой рукой, показывая путь, но никому не понятно, куда плыть, то ли влево, то ли вперед. Влетаем в кусты: ощущения, доложу я вам, о-го-го. На яхте рассказываем все мутанчи, он дико удивлен: "Какие они пугливые и ранимые. Точно - дети джунглей". Черепа мирно лежат на камбузе. "Опять обокрал невинных людей", - думаю я о старике.

Ночью любуемся звездным небом. Мутанчи демонстрирует глубокие познания в астрономии, но мне - по фиг: точки – они и есть точки. Еще в детстве, всякий раз, когда смотрел на созвездия, думал, какой же недюжинной фантазией нужно обладать (или, как уже сейчас понимаю, как же нужно обдолбиться), чтобы в скоплении звезд, отдаленно напоминающих половник, узреть медведицу! Небо здесь иное, совсем незнакомое. Мутанчи тычет на красную точку и говорит, что это восходит Юпитер, и что он пожелтеет потом, я различаю на небе огромный крест, нет не южный, а просто крест, хорошо виден млечный путь, периодически падают звезды, успеваю даже загадать пару желаний, жизнь затихает. На следующий день пытаемся попасть в национальный парк Жау.

Спасибо мутанчи - прочитал о нем в "Лонели Планет" и теперь бредит о его красотах. Подплываем ко входу, река перегорожена, у нас, конечно же, разрешения на вход – нет, но Сильвио обещает договориться с карабинерами (только бы не застрелили). Договориться не просто, разрешение оформляется за неделю до въезда. Сильвио вяло бормочет, что нас не пускают, взятку не берут. В бой идут одни старики: подхожу к карабинеру и с видом генерала Батисты наглым тоном требую показать, как выглядит, то чего у нас нет. Бумага солидная: фамилии, паспорта, номера виз, десять печатей. Какая херня! Во всех странах платишь за вход и едешь, в Амазонии же надо предварительно договариваться обо всем.

Вслух гордо сообщаю карабинеру, что мы готовы дать ему баксов 200 и просим его пропустить. Он еще мнется, гад. Я говорю: "Пусти нас на моторке внутрь на два часа", - подразумевая, конечно, два индейских часа. Яхту мы бросим перед входом. С нами пойдет вождь, он то не даст надругаться на природой. На лице охранника отражается борьба бабок с совестью. Бабки перевешивают, и он пропускает. Идем на моторке: ни малейшего отличия от того, что мы видим вот уже одиннадцать дней. Правда, птиц больше: утки, бакланы, арау, кингфишеры. Вот цветок, растет прямо на стволе дерева, которое растет из воды: полный бред.

Гриша, мутанчи и брат начинают блажить, что пора обратно, солнце – жарит, жопа – болит, интереса – нет. Поворачиваем. Даем карабинеру 200 реалов, вместо обещанных баксов, прыгаем в яхту и уплываем. Я напоминаю Сильвио, что он обещал показать Старый Айру: город, жители, которого были заживо съедены мелкими муравьями. Опять садимся в моторку и по жаре несемся к руинам. С воды видны старые каменные постройки, заросшие джунглями и камышовая сральня, где, кажется, и сейчас живут, деревянная церковь. Спрыгиваем на берег. Бродим среди остатков города: остов церкви, заросший лианами, дом лендлорда, две школы, просто дома. На руинах находим остатки черепицы с надписью: "Национальная плиточная компания. Лиссабон".

 

 

Осматриваем кладбище, на котором погребены заживо съеденные, в основном - это женщины и дети. Говорят, что, когда мужчины вернулись с охоты и рыбалки (короче, с общей пьянки), они попали на пиршество муравьев останками их жен и детей. Похоронив то, что не доели муравьи, они ушли из города навсегда, основав Новый Айру в трех часах езды вниз по течению. В брошенном городе, как молчаливая галлюцинация, бродит только один старый хранитель, он – вылитый португалец: серые мутные глаза, седые волосы, европейские черты лица. Заходим в дом, он показывает нам картину с изображением города. Картина датирована 1950 годом, на одном из полуразрушенных зданий также видны цифры 1900-1950. Значит город погиб в 1950! Не так давно. Ноги облепляют мелкие рыжие муравьи, они здесь повсюду. Чуть копнешь палкой, и они полчищами лезут наружу, как чумные. Больно кусаются. Гриша недоволен. Брат сомневается в правдивости истории о гибели города, но Сильвио и португалец – непреклонны: во всем виноваты муравьи. На прощание Сильвио оставляет португальцу две мачеты, вероятно для того, чтобы рубить на куски самых крупных и наглых из муравьев, садимся в лодку и догоняем яхту.

Я возвращаюсь с тяжелым тепловым и солнечным ударом: прогулка удалась! Идем до Нового Айру, пока яхта заправляется, вождь заставляет меня купить еще одну сетку. Опять плывем. Уже 11 вечера, а запланированной на сегодня рыбалки, охоты на каймана и ночевки в джунглях – так и нет. Тупим на верхней палубе, уставившись на звезды. Гриша совершает замысловатые движения, называемые им, почему-то зарядкой. Мы же с мутанчи придумываем скороговорку: "Сильно насилует Сильвио в сельве Сильву". Сильва – это аллегория нас, насилует – это аллегория нашего похода. Разговор плавно переходит на баб и вскоре затухает. Когда же, черт, эта охота на каймана? Постепенно начинаю проникаться индейской философией: когда остановимся, тогда и охота.

Встали напротив дома Флавио (Жиа). Жужжанием дизеля разбудили всех, кто спал в доме: собаку, кур, свиней, петуха, детей и еще какого-то старикана, а сами уехали на каймана: вот это я понимаю, настоящий эко-туризм. Охота выглядит так: плывем и светим фонарем на берег. Глаза каймана выделяются на черном фоне рубиновыми точками. Нашли лежбище – четыре крокодила. Попытались поймать первого – не удалось, кайман вильнул хвостом и занырнул. Долго искали остальных, и вот, прямо в кустах – два рубина, подплываем ближе, Сильвио готов нырять, но это, выясняется, глаза кошки, и сидит она на берегу. Опять неудача. Продолжаем поиск. Сильвио перевозбужден и близок к очередной истерике, пытается держаться молодцом, спрашивает меня, какого каймана мы хотим поймать – большого или мелкого: прям, как в супермаркете! Я говорю, что не имеет значения, лишь бы Гришу позабавить. Сильвио замирает на одной ноге, как цапля на носу лодки, тихо спускается в воду, в одной руке – фонарь, другая – готова хватать. Ловкий финт, и вот он, король Рио Негро, в руках у нашего истерика. Супер! Хоть в этом то повезло.

Король – хлипкий, сухой и весь кожаный, как дорогой кошелек, он рассержен, издает гортанные звуки и пытается оттяпать палец у Сильвио. Косой, расталкивая всех, лезет аж с кормы взглянуть на чудо. Решаем взять гадину на лодку, чтобы подложить в постель к мутанчи: чего не сделаешь ради друга. Завязываем кайману пасть леской и бросаем на дно лодки, он прыгает, пытается перевалиться через борт, но борта слишком высоки, мы же опытные живодеры уже! Крокодил бегает в ногах, инстинктивно убираю ноги, хотя и понимаю, что не укусит: пасть связана, но вдруг леска соскочит. Кайман сворачивается полукругом и затихает у сапог брата, брат перестает шевелиться и, как статуя, сидит вплоть до возвращения на яхту. Заходим на яхту, вытаскиваем крокодила и бросаем его в постель к мутанчи, как и обещал. Андрей не испуган, а больше удивлен и озадачен, он смотрит на каймана, а в глазах вопрос: "То ли я нажрался вчера, то ли с аминокислотами переборщил, но как с такой красотой я оказался в одной постели?".

Мутанчи постепенно приходит в себя, разум проясняется, он понимает, что это – крокодил и окончательно успокаивается. Вновь хватаем каймана и идем фотографироваться на нос яхты. Там прямо на полу спит Педро. Бросаем крокодила на него, он даже не проснулся: настоящий индеец, знает, что страшнее него зверя нет. Манька, увидев каймана, звонко кричит, вновь будя задремавший было домик Флавио. Гордые и довольные собой делаем многочисленные фото. Гриша делает, как он сам говорит, фото с эротическим лицом. Эротическое в его понимании – это, по моему, как у Чикатило: жуткое зрелище – ихтиофил и его жертва! Вдоволь поиздевавшись, развязываем крокодилу пасть и отпускаем. Он падает в воду и замирает на мгновенье, наверное, не может поверить своему счастью, затем вильнув хвостом, ныряет под воду. Сильвио развивает невиданно бешеную активность по зарядке аккумулятора яхты. Я даже думаю, уж не нанюхался ли он чего. Он уезжает и возникает вновь из темноты, бормоча под нос, что жизнь потому и хороша, что в ней есть проблемы. Философ, сраный! Его тупая и однообразная активность быстро утомляет, принимаем единодушное решение: ну его на хер, эту ночевку в джунглях и ночную рыбалку, уже и так почти утро, идем спать.

Сладко, сквозь сон слышу мотор приближающейся лодки, вбегает удивленный истерик: "А вы что, уже спите? А как же ночевка, сети, рыба, костер?". "Да пошел, ты, срань", - думаю я, и мирно засыпаю. Утром встаю до рассвета, на носу яхты сидит с важным видом старик. Жестами предлагаю ему пойти поставить сети. Он с радостью соглашается, будто только этого и ждал. Первую сеть ставим быстро и легко, вождь проявляет чудеса ловкости: левой рукой гребет, правой – ставит сети. В какой то момент он, увлекшись не в меру установкой сети, роняет весло в воду. Но вот первая сеть стоит, осталась вторая – новая из Ново Айру. Подходим к намеченному месту установки, пытаемся распутать магазинную упаковку, на это уходит часа полтора. Однако сеть еще больше запутывается, плюем не нее и возвращаемся на яхту.

Сильвио выглядит, как ягуана на снегу: он яростно чистит зубы, поглядывая на меня, как пират на виселицу: ни тебе доброго утра, ни улыбки. Он судорожно, как боец сухой паек, хватает канистру с бензином и, буркнув, что поедет договариваться с племенем Молокай о визите, растворяется в дрожащем мареве. Мы опять ждем: томительно и скучно. Возвращается он быстро, минут через сорок. С ним индеец в майке с надписью «Рональдо» и видом комсомольского активиста, отдыхающего на черном море. Он подходит к разговору по-деловому: 250 баксов и мы пустим вас в племя. Окей, платим. Мутанчи берет чемодан с камерой и мы уже мчимся по притоку Рио Негро – Ариау в племя. Выходим на берег осторожно, как разведотряд во въетнамском тылу. На горе бесятся дети. Нас проводят в огромный сарай – ангар. Двери открыты, мимо, то и дело, с дикими криками пробегают веселые женщины, одетые вполне цивильно, поодаль суетятся мужчины. В центре сарая на огне лежат два черных обгорелых куска. Старик гордо сообщает, что это – мясо крокодила, приготовленное специально для нас, и что мы можем попробовать. С трудом удается оторвать кусок. Слева возникает милая девушка, уже в набедренной повязке и в цветастом лифчике, в руках – чарка, в ней – холодная брага.

Культурный обмен начался. Они уже готовы плясать. Но мы просим еще и еще браги. Мутанчи цокает языком и говорит, что напиток хороший, называется "Здравствуй, дизентерия". Жажда угасает. Индейцы становятся в центре сарая и начинают дикие примитивные пляски. Смотрю на женские лица. Одно – чрезвычайно привлекательное. Индейцы быстро утомляются и садятся на скамейки по бокам, мутанчи ходит от одной к другому и делает массу снимков индейских лиц. Они несколько смущены. Предлагают нам потанцевать вместе, мутанчи готов, мы стесняемся, они меняют ритуал: заходит огромный индеец с большой сигарой. Мы по очереди курим ее, мутанчи думает, что это – косяк, затягивается, как обычно во всю грудь. С трудом удается откачать его от приступа кашля: нет, не косяк.

Индейцы опять пляшут, мы, нагло развалившись на лавках, снимаем все это и требуем еще браги. Они растеряны, я даю десятку, мне приносят целую пластмассовую бутыль. Выходим на свет, здесь – мини рынок. Сметаем весь товар. Они рады, мы еще больше. Я фотографируюсь с девочкой, Сильвио делает фотку и говорит, что у меня хороший вкус и правильный выбор. Своими покупками доводим этих детей природы до изнеможения и умственного тупика, они начинают поочередно подходить к нам требуя вернуть уже оплаченные вещи, но с нас, разве, что получишь: и не таким отказывали! Залезаем в моторку и едем смотреть на анаконду, которую поймали местные крестьяне в сети неделю назад.

 

 

Анаконда – это кульминация всего. В деревне, в старом ящике лежала она – огромная четырехметровая желтая с черными пятнами змеюка. Для нас ее выволокли из ящика, Сильвио заставил меня сделать фото его со змеей на шее: "Пришли мне это фото", - попросил он. Вот так рождаются легенды, затем ведь он будет рассказывать, как ловил и боролся со змеей. Затем эту гадость перевалили на плечи мутанчи, она, как и тот мужик с мачетой в Барселосе, сразу же испугалась и обкакалась, обдав Андрея едкой и вонючей мутной жидкостью.

Змею тискали, пока она не зашипела, и в этот момент на Гришу нашло просветление. Он сказал, что хочет... Выпустить эту тварь на волю! Никогда не забуду глаза маленькой девочки, когда Сильвио перевел вопрос ее отцу. Это было что-то: Гриша стал яростно торговаться о стоимости выкупа гадины, девочка постоянно твердила папе: "Зачем он хочет выпустить ее. Ведь она вернется и сожрет нас всех живьем? Лучше ее убить!", брат – ошарашен, у меня и мутанчи – приступ гомерического смеха. Гриша торгуется на понижение, как медведь на фондовой бирже, мы с мутанчи поднимаем цену, крича, что сто баксов за метр (четыреста за весь отрез) слишком мало, папа девочки объясняет, что ловили змею вчетвером, и, поэтому, надо дать пятьсот, так как никакая другая цифра на четыре не делится! Настоящий сюжет для мелодрамы. Но вот цена обговорена: сто двадцать пять долларов США за один метр или пятьсот за змею. Предлагаю Грише взять метровый отрез, но он берет все, предварительно сгоняв на яхту за бабками. Анаконду подносят к воде, она тупо смотрит на нее и не уплывает, девочка рыдает.

Но вот змея, почувствовав, видимо, серьезность намерений Гриши, быстро ползет к воде, ныряет и пропадает в черной воде. Тут уже удивляюсь я: оказывается, анаконды плавают, как рыбы – под водой, а не так, как все змеи, держа голову над водой. Вот это да…. Довольные, причем все по разным причинам, возвращаемся на яхту. Сильвио рад, что показал нам анаконду, Гриша – что совершил чудо и улучшил карму, мутанчи – что работает кондиционер, брат – что видел индейцев, косой – что договорился с плачущей девочкой на вечер, вождь - что все подходит к концу и его не оставили в Сант Изабелл, я – что увидел, как ныряет анаконда, и что может сделать с человеком энергия, накопленная в правильных каналах. Рады все! Сильвио говорит, что вечером будет сюрприз, а пока - шоппинг. Идем на яхте в деревню, куда обычно возят туристов из "Ариау джангл тауэрс" на моторках. Представляете себе лица местных, когда в их бухту зашла огромная яхта? Это все равно, что авианосец в Серебряном Бору! Гордо спрыгиваем на берег, нам не привыкать. Сметаем с полок все, что есть, владелец – радуется, как дитя. Он приносит откуда то двух туканов, мы фотографируемся с ними. Приезжающие иностранцы смотрят на нас, как на прокаженных.

Вот и вечер. Сюрприз – это барбекью на пляже. Подплываем к пляжу, там уже стоит огромный корабль с немцами из Жау. Черт, решаем выбрать место потише, но там Грише не нравится обилие комаров, возвращаемся на пляж, но с яхты не сходим, так и сидим на второй палубе, любуясь праздником жизни других: Сильвио танцует с жирной немкой, косой кадрит какую-то крошку. Дураки, они вам все равно не дадут, только время потратите зря, это же немки! А все-таки, индейцев я видел. И главное понял, за что их ненавидели белые, и почему они не изобрели колесо. Все дело в философии: приедем тогда, когда я перестану рулить, а также в полном отсутствии ощущения пространства и времени: помните те два часа до Сант Изабелл и описание вождя: место красивое – много шестиметровых крокодилов. И тут я, вдруг, понял, что многие, окружающие меня люди - это чистые индейцы и по философии, и по образу мысли, только никто этого не замечает. Вот уж точно, нет пророка в своем Отечестве!

Вместо эпилога

 

За три часа до вылета, мы с братом решили напоследок прогуляться до Понта Негро. Я хотел бросить монетки в Рио Негро, чтобы еще раз вернуться. Но на пол пути нас перехватил сумасшедший таксист, он высунулся из окна, узнал меня и что есть мочи заорал, что я грек, он меня знает, и чтобы мы быстро садились к нему в такси, он нас подбросит бесплатно. Мы сели, он сказал, что Понта Негро – говно, пляж затоплен, вода у бетонной стенки и делать нам там нечего, лучше поехать в зоопарк. И повез. Зоопарк в Манаусе примыкает к военной части, а все животные там – это те, кого удалось поймать военным на ученьях в джунглях: здесь и пумы, и ягуары, множество обезьян и птиц, есть крокодилы и анаконды, короче, военные в джунглях времени зря не теряли. Звери чистые, но находятся в ужасно стесненных условиях, мы ходили по зоопарку и постоянно вспоминали Гришу: как бы он смог улучшить свою карму при помощи золотой кредитки, и как бы военные были рады, они смогли бы отремонтировать все казармы и плац, выпуская животных по таксе 125 баксов за метр. А таксист с нас деньги все же взял, сказав, что устроил нам великолепную экскурсию по городу.

 

Автор: Александр Поцелуев

      
tbr@baurock.ru
Rambler's Top100